Сомнительная полночь [сборник] - Эдмунд Купер

— Любовь, — шаловливо сказала Вивиан, — кроме всего прочего.

В этот момент громоподобный голос объявил:

— Леди и джентльмены, просим к столу.

— Пойдемте. Я устроила так, что мы сидим рядом. — Вивиан взяла обоих под руку и повела к главной лестнице.

Маркхэм был рад, что их прервали. Он почувствовал, что Алджис Норвенс настроен враждебно, а это не внушало надежды на хорошее развитие их отношений. Вивиан не только знала об этом, она, казалось, даже радовалась этому. Он предположил, что это удовлетворяло ее своеобразное чувство юмора, поскольку она знала интимные подробности о них обоих, тогда как они ничего не знали друг о друге.

Обеденный зал находился в верхней части дворца. Пол в нем был черный, из кристаллического материала; закругленные стены призрачно светились и сходились куполом, до верхней точки которого было не меньше пятидесяти футов.

Столы были расставлены в форме громадной подковы, и, когда гости расселись, Маркхэм увидел, что их больше двух тысяч. Вивиан села между ним и Норвенсом, а Марион-А, как и сотни других андроидов, неподвижно застыла за стулом своего хозяина.

Речь, которую президент Бертранд произнес как формальную прелюдию к обеду, была не более чем коротким и банальным панегириком на тему жизни в Лондонской Республике. Однако он обронил несколько замечаний, которые очень заинтересовали Маркхэма, с очевидным отвращением говоря об антиандроидных бунтах в Средней Англии и отметил, что тамошний старейшина наконец последовал совету своего премьер-министра и ввел наказание — пятьдесят лет условно живого состояния — для участников бунта. Он также упомянул, что пэр Шотландии провел кампанию против колонии Беглецов, собравшейся в горных районах. Маркхэм с интересом узнал, что понадобилась «психиатрическая бригада» из тысячи андроидов против менее чем трех сотен Беглецов; и что, несмотря на это, было захвачено только шестьдесят Беглецов, тогда как сто пятьдесят андроидов было уничтожено и выведено из строя.

К концу речи Клемент Бертранд одарил своих гостей благосклонной улыбкой.

— Дорогие люди, — сказал он. — Вы все понимаете, что такое положение было бы невозможно в Лондоне. К сожалению, в обществе всегда находятся немногие психопаты и извращенцы — люди, которые не в состоянии найти свое место в нормальном общественном строе и поэтому пытаются разрушить его и создать новый строй по своему извращенному вкусу. Но Беглецы непоследовательны. Их страстные мечты о возвращении к доандроидному варварству не вызывают у нас ничего, кроме сожаления или насмешки. К тому же бдительный Психопроп постоянно уменьшает их количество… С Богом! Я и так уже достаточно много отнял у вас времени, говоря о серьезном! Это забота Соломона. Давайте развлекаться.

Среди гостей раздался гул одобрения, и вперед выступили андроиды-официанты.

— Ну разве не помпезный идиот? — обратилась Вивиан к Маркхэму. — Хотя, когда вы узнаете его поближе, вы поймете, что он не такой уж плохой. В конце концов кто-то должен всем заправлять.

— Я было подумал, что здесь Соломон всем заправляет, — рискнул Маркхэм. Он заметил, что премьер-министр, сидевший рядом с Клементом Бертрандом, был единственным андроидом за столом, если только кто-нибудь из других гостей не был андроидом, тоже ничем не отличающимся от человека.

— Вы с ним встречались? — спросила Вивиан.

— Мы обменялись парой фраз, как раз перед тем, как вы подошли ко мне. Я сперва принял его за человека.

— Его все сперва путают, — сказала она, немного нахмурившись. — Он любит удивлять людей. Я думаю, в его программе заложено тщеславие.

— Если бы я был вашим отцом, — сказал Маркхэм, — я бы его попросту уничтожил.

Вивиан бросила на него испуганный взгляд:

— Живые андроиды! Вы не должны говорить такие вещи, Джон. По крайней мере никому, кроме меня.

— А почему нет? Он уж слишком похож на человека. Я думаю, что он опасен.

— К тому же он умен и необходим республике.

Маркхэм опять посмотрел на премьер-министра, который важно пил бульон.

— Это делает его еще опаснее.

— Я думаю, что сама немного боюсь его, — призналась она. — Но он замечательно управляет республикой. Все, что приходится делать Клементу, — это не мешать ему проводить нужную политику.

— Ради Бога, не говорите мне больше ничего, — с отвращением сказал Маркхэм. — А то я прямо сейчас пойду и присоединюсь к Беглецам.

Алджис Норвенс резко вмешался в разговор.

— Я вас видел на экране несколько дней назад, — сказал он. — Было очень забавно.

— В самом деле? — сказал Маркхэм. — Я полагаю, вам очень понравились мятежные, смешные высказывания о любви, семье, детях и работе.

— Действительно, понравились.

— А на самом деле, — сказал Маркхэм, — это все — нагромождение лжи. Если вы хотите знать правду, я скажу. У меня было четыре любовницы, тринадцать незаконнорожденных детей и доход в десять тысяч в год от массового производства поясов верности.

Норвенс ухмыльнулся:

— Мне кажется, у вас странное чувство юмора.

Маркхэм сказал с улыбкой:

— Это странный мир — особенно для того, кто имел счастье не привыкнуть к нему раньше.

— Перестаньте вести себя как мальчишки, — сказала Вивиан с довольным видом. — Я хочу, чтобы вы стали друзьями.

— Глупости, дорогая, — отважно бросил Маркхэм. — Мы делаем как раз то, чего вы хотите. Мы ведем себя как два оленя в брачный период. И это тоже забавно, правда, Алджис?

Норвенс неожиданно переменил тактику:

— Несмотря на первое впечатление, вы мне, кажется, нравитесь, Джон. Надеюсь, мы будем встречаться… Вы когда-нибудь катались на воздушных лыжах?

— Нет, но звучит очень заманчиво.

— Вы должны как-нибудь зайти в клуб, и мы с вами попробуем. Но хочу вас предупредить, что это очень опасно; было много смертных случаев.

— Мы все понемногу умираем каждый день, — заметил Маркхэм. — Я рискну ускорить процесс, раз это интересно.

— Алджис — второй планерист в республике, — сказала Вивиан.

— А кто же первый?

— Я, конечно.

Когда подали пятое блюдо, общий разговор стал значительно более громким, и официанты, разносящие вино, начали сновать с монотонной регулярностью. Именно тогда секция пола в центре подковы, образованной столами, сдвинулась в сторону и наверх поднялась небольшая эстрада. Свет в зале уменьшился, и луч света упал на женщину, которая стояла там, как греческая статуя на пьедестале.

Она была обнажена и совершенно неподвижна. Левая нога и правая рука были серебряного цвета, правая нога и левая рука — золотого, тело и лицо — черные, а светящиеся волосы — зеленые.